Ужель тот самый "Евгений Онегин"?
В НОВАТе состоялась премьера одной из самых любимых публикой опер П.И. Чайковского «Евгений Онегин». Во время поездки в Новосибирск мне удалось побывать на этом спектакле.
Программка
Первое, что оказалось у меня в руках – это программка. Тут же насторожило указанное в ней наличие сценической редакции либретто, которая осуществлена режиссером-постановщиком спектакля Владимиром Кехманом, а также музыкальной редакции, где рядом с фамилией Владимира Кехмана значится имя музыкального руководителя и дирижера постановки Михаила Татарникова. В связи с чем уже менее удивило появление Пролога, предваряющего обычное изложение краткого содержания оперы, а также нарушение трехактной ее структуры. Ограничение двумя действиями заставило предположить, что постановщики отважились на сокращения. Вся эта информация подогрела интерес к предстоящему зрелищу и заинтриговала. Тем не менее, несмотря на готовность к сюрпризам постановочного решения, определенный шок пришлось пережить с самого начала.
Слыхали ль вы…? Увы, не слыхали.
Раздались звуки оркестра, и вместо привычного оркестрового вступления со знаменитой «секвенцией Татьяны» мы сразу попали в 3 действие оперы Чайковского. Зрелище необычайно красивое – сценография одного из самых известных и признанных российских художников-постановщиков Вячеслава Окунева. Причем, выбор этот далеко не случаен: в 2015 году в Геликон опере сценографию исторической постановки К. С. Станиславского в Оперной студии 1922 года воссоздавал также Окунев. Тем самым очевидно выстроилась очень важная, на наш взгляд, ассоциативная связь со спектаклем великого режиссера, реализующаяся в использовании арки с колоннами, которая до сих пор сохранилась в зале Леонтьевского переулка. Хотя нельзя не отметить и определенный лаконизм сценографического решения (2,3, 5 и 7 картины), граничащий порой с идеей «пустого пространства» Питера Брука. Однако, будучи обогащенным видео контентом Вадима Дуленко, визуальное зрелище производит достаточно яркое впечатление.
Итак, вместо вступления звучит полонез, стремительный темп которого в интерпретации Татарникова сразу дает понять, что его танцевать никто не будет… Становится ясно, что действие будет выстраиваться ретроспективно: 6 картина после арии Гремина и его ухода вместе с Татьяной переключается в начало оперы, создавая цепочку воспоминаний Онегина.
Что ж, прием не новый для этого сюжета: вспоминается мюзикл «Демон Онегина» театра «ЛДМ. Новая сцена», где в начале спектакля Онегин выезжает на коляске седой, забытый всеми в доме скорби в Париже. И благодаря его альтер эго – Демону – он вспоминает события своей жизни. Спектакль, кстати, назвали самым успешным покушением на классику.
Возвращаемся к спектаклю Кехмана. Вслед за вступлением убеждаемся, что прием ретроспекции – это не единственное новшество! Мы не услышим знаменитый романс «Слыхали ль вы», хор «Уж, как по мосту мосточку!», и в конце первой картины нас удивит, что реплика Няни «Моя голубка…» прозвучит из уст Лариной. Опасения об исключении этого персонажа подтвердятся во второй картине: ее вокальная партия передана Ольге, которая со смехом изображает из себя старушку с платком, переводя все в шутку и игру…
Казалось бы, ну и что? Сократили, заменили… Сегодня это не ново. НО! Тем самым исключили важнейшую идею оперы, заложенную как в пушкинском тексте, так и у Чайковского. Помните, после первого куплета романса на текст стихотворения «Певец», который поют в самом начале оперы Татьяна и Ольга, к ним подключается диалог Лариной с Няней: она вспоминает о своей молодости, о любви к романам Ричардсона, влюбленности в Грандисона и замужестве совсем не за тем, к кому влекло ее сердце… Ибо – «привычка свыше нам дана – замена счастию она»! Таким образом, с самого начала оперы нам сообщают сложившуюся в те времена формулу жизни, действенность которой предстоит испытать на себе и Татьяне! Второй раз это идея утверждается как раз в сцене письма в разговоре Татьяны с Няней – «Была ты влюблена… – Мы не слыхали про любовь… – Да как же ты венчалась…?» Увы, таков был мир, в котором жила мечтательная и романтичная Татьяна. И Пушкин, и Чайковский подчеркивают предопределенность ее дальнейшей судьбы троекратным повтором: сначала история Лариной, затем Няни и вслед за этим то же ждет и саму Татьяну. Думаем, что здесь можно вспомнить и о значении этого числа в творчестве великого поэта.
Позволю себе сделать вывод, что данные сокращения явно не в пользу постановки и «супротив» авторским замыслам поэта и композитора. Видимо, очень хотелось обойтись одним антрактом…
Сцена письма, бал и дуэль
Нельзя пройти и мимо режиссерского решения сцены письма. Нам предлагают поразмышлять над органичностью появления в ней Онегина – сначала читающего в стороне письмо Татьяны, затем кружащегося с ней и потом укрывающего ее своим сюртуком от дождя, который неожиданно разразился в саду. Они счастливы… Вероятно, эти фантазии влюбленной девушки введены для того, чтобы разительнее был контраст с последующей отповедью Онегина в 3 картине: «Учитесь властвовать собой… К беде неопытность ведет…». Однако, при чем здесь Татьяна? Ведь по замыслу постановщиков, зритель должен воспринимать эти события как воспоминания Онегина! Что-то не сходится. Не убедили!
Если размышлять о бале в поместье Лариных (4 картина), то во многом решение достаточно традиционно. Правда, немного удивляет ораториально расположенный хор на сцене. В центре – стол, столь любимый Дмитрием Черняковым, и у него же позаимствована замена исполнителя куплетов Трике на Ленского (кстати, как и последующая за ссорой пощечина от Лариной). Однако в версии Большого театра это сделано весьма убедительно: сердечную боль герой пытается победить, надевая на себя шутовской колпак. У Кехмана Ленский становится весьма агрессивным, с гневом обрушивая свои куплеты на ни в чем не виноватую Татьяну.
Очень странная эмоциональная краска…
Еще более странная фигура одиноко сидит справа за столом на протяжении всей картины, сторонне наблюдая за происходящим и обращая на себя внимание черным одеянием. Загадка разрешится в следующей картине – сцене дуэли: оказывается это Ротный, который появляется только для того, чтобы произнести роковые слова: «Теперь сходитесь». Зарецкий и Гильо, также как и Няня, оказались не нужны… Сама дуэль решена символически: в руках у героев нет пистолетов, они не стреляют друг в друга, сверкает молния и сверху падает огромная черная вуаль…
Душа Ленского и финал
Условность впечатляет только потому, что вслед за этим закрывается суперзанавес (кстати, уж очень часто эксплуатируется в постановке), и на авансцене появляется (как прописано в Программке) Душа Ленского – в сопровождении оркестра звучит необычайно выразительное соло скрипки. Инструментальная версия Арии Ленского становится своеобразной эпитафией герою, после чего вдруг возникает ощущение, что на этом спектакль можно и завершить… Постановщикам показалось, что Чайковский не до конца прочувствовал смерть Ленского и решили ему помочь… Но оказывается этим обозначается окончание цепочки воспоминаний, и мы возвращаемся в начало спектакля, в 6 картину…
Финальный дуэт Татьяны (Кристина Калинина) и Онегина (Семен Антаков) выстроен по большей части на авансцене. В центре – лишь огромная красивая люстра. Окружающая героев пустота сценического пространства подчеркивает ощущение трагедии несбывшихся надежд: «Счастье было так возможно…». Здесь все в руках солистов, что позволило продемонстрировать мастерство солиста Михайловского театра, исполняющего Онегина, и одновременно убедиться, что партия Татьяны все же предназначена для более крепкого сопрано, дабы голос звучал убедительно во всем диапазоне, включая верхний регистр. Когда увидела на сайте, что Кристина Калинина исполняет Марфу и Иоланту, то сразу очевидной стала не случайность моих впечатлений. Постоянное и однообразное перемещение солистов вдоль просцениума все же утомляет, хотя это позволяет обеспечить для публики максимально четкую подачу необычайно важного для этой сцены текста.
Немного об эпиграфах
Не могу не сказать и о еще одной особенности спектакля в постановке Кехмана: включение эпиграфов из пушкинского романа в стихах, предваряющих картины. Это что – попытка встроить Пушкина в оперу Чайковского, которого, кстати, и так достаточно много используется в тексте либретто Шиловского? В видео контенте это стремление тоже заметно – например, перед 4 картиной (Бал у Лариных) видим Татьяну за столом перед свечами. Напомню у Пушкина:
Татьяна любопытным взором
На воск потопленный глядит:
Он чудно-вылитым узором
Ей что-то чудное гласит…
Насколько все же необходимы эпиграфы? Сомневаюсь. Если французский эпиграф Мальфиларта к 3 главе с русским переводом – «Она была девушка, она была влюблена…» – можно считать хотя бы органичным по смыслу. То эпиграф Жуковского к 5 главе – «О, не знай сих страшных снов. Ты, моя Светлана!» – явно воспринимается чуждым. Ведь в опере нет этого страшного сна Татьяны, в котором «вдруг Евгений хватает длинный нож, и вмиг повержен Ленский…». Еще более странным слышится эпиграф Байрона к 8 главе, не по смыслу, а по вторжению английского языка.
Вопрос остается: зачем разрушать музыкальное пространство оперы Чайковского речевыми вставками? Хотя накануне я была еще на одном спектакле в НОВАТе – «Свадьбе Фигаро» Моцарта, там тоже были речевые комментарии. Может быть это такое ноу хау Новосибирского театра? Завершая размышления, констатируем: увы, это не тот самый «Евгений Онегин»! И вряд ли этот спектакль можно назвать успешным покушением на классику!